Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русс - Страница 89

Интересно, чего ждали политики? Видимо, никак не того, что руку за ружьем протянут четверо из пяти невольников. Два месяца день-деньской по улицам топают маршевые роты: черные – в сером. А кто будет растить хлеб для армии? Так что многие остаются на месте, только отныне обязаны помогать в поимке дезертиров и слушаться бывших хозяев – а то и, страшно подумать, соседей, белых бедняков – как офицеров ополчения.

А сколько их получили вместо винтовки лопату? Точнее, сохранили, превратившись из мобилизованного правительством на фортификационные работы имущества в трудовые части. У Алексеева под командой было почти пять тысяч таких, и работали свободные люди отнюдь не спустя рукава. Они получили выбор – свобода с Севером или свобода с Югом – и сделали его сами. Заодно привыкли к воинской команде, сделали по десятку учебных выстрелов. Теперь не шестьдесят первый, ружей, хотя бы дульнозарядных, хватает на всех. Были бы люди.

Но он знает, что́ ждет армию Северной Виргинии – в том случае, если все пойдет по планам. А планы рушатся. Еще месяц назад по городу прошли батальоны тяжелой артиллерии – понадобились там, на севере. Это вам не наспех сколоченные маршевые роты из недавних невольников! Алые кепи, серые с отсинью шинели, блеск медных пуговиц. Как они печатали шаг! Шли по струнке, не заваливали… Но если из города ушла бригада Крачфилда, кто остался? И что будет в том случае, если планы Томаса Джексона рухнут окончательно?

Это он не пишет даже Берте. Зато тихо, исподволь, напоминает газетчикам и политикам о Москве и Наполеоне. Последнее время такие речи начинают встречать все больше интереса. Хоть какая надежда на то, что в случае если Каменная Стена рухнет, синие дивизии не окажутся в Европе. Может быть, это плохие дивизии. Но их много. Очень много!

Колоколов не было – давно превратились в полевые орудия, в пояски на снарядах. Ближе к путям их неплохо заменили паровозные гудки – протяжные, полные тревоги, словно машины перепуганы, того и гляди замечутся, поднимутся на дыбы… Их можно понять – враг появился там, где не ждали.

Был всего лишь – запыхавшийся человек. Была бумажка с закорючкой-факсимиле. Сухие после бессонной ночи над бумагами глаза разобрали главное: «всем, способным носить оружие…»

Значит, Макклеллан все-таки оказался достаточно хитер и достаточно силен. Поднять управление – пятнадцать человек, из них шесть офицеров. «Ле Мат» – на пояс. Кортик – без крестика белой эмали, все недосуг заказать, зато с черно-оранжевым темляком. Шляпу… строки писем Берты смеялись над конфедеративным страусиным пером, выдернутым из индюка. Но неписаные обычаи южной армии сложились с традициями русского морского офицерства. Тут уж деваться некуда – хочешь не хочешь, а форму одежды ты должен нарушить. Жертвой стало кепи, вправду уродливая штука.

Что потом? Улицы. Спешащие люди. Алексеев и не думал, что в Ричмонде осталось столько мужчин! Прятались – на заводах и в учреждениях. Работали за себя и трех парней на передовой. Конечно, на вокзале оказались и господа с белым билетом – не все, и уж точно не те, кто медицинское заключение купил. Были и черные слуги. Вспомнился Уэртов дворецкий Джеймс. Подойди янки к Чарлстону – он что, остался бы в стороне? Вряд ли.

Форма? У тех, у кого есть форма, и оружие есть. Для остальных открывает двери арсенал. То, что не пригодилось ополчению. Но даже гладкоствольные мушкеты времен Отечественной войны – не беда. Вокруг собирается не армия, толпа. Умереть – и то сумеют не все… Или это морские предубеждения? Все-таки на море воюют люди, работающие с машинами, и результат боя определяется слаженностью действия машин и умением их верно применить…

Толпа размыкается перед вороным конем, знакомый всадник роняет четкие команды. Черная борода, холеные усищи, надвинутая на умный лоб шляпа – преемник павшего в прошлом году Джеба Стюарта, Уэйд Хэмптон принял командование защитой города на себя. Маленькая свита мгновенно исчезает, в коротких выкриках рождаются добровольческие полки и легионы – на одну операцию. Вот он летит мимо… Нет, придерживает коня. Виделись в Белом доме – только он, конечно, запомнил русского, в черном и без шляпы.

– Полковник, артиллерист? Отлично. Видите – я здесь, но не при корпусе. Придется поработать ополчению… У меня не хватает командира бригады. И эту дыру заткнете вы! Черт, почти как в шестьдесят первом…

Только с той стороны на сей раз будет не малообученная толпа, а ветераны потомакской армии. Кажется, впереди бойня! Можно сказать, что ты моряк. Что ты русский. Но… зачем тогда ноги принесли тебя сюда, где фыркают паровозы?

– Слушаюсь, сэр. В шестьдесят первом вы им задали!

– Точно. Да вы чарлстонец! И венок на груди… Значит, сегодня мне везет! А янки нет.

Гримасу человека, потерявшего от пуль янки двух сыновей, родного и приемного, трудно назвать улыбкой. Оскал – вот так будет верней!

Бригада? Кусок толпы, разделенный на подобия полков. На формирование – часы, если не минуты. Но командиры рот выбраны добровольцами. Горячие лица жаждут драки. Офицеры управления живо занимают должности выше, нижние чины становятся сержантами и порученцами. Теперь можно попытаться построить бригаду. Вышло? Попробуем сдвинуть с места. И это смог? Теперь доведи до вагонов…

Потом? Алексеев вспоминал обрывки, похожие на картины, набросанные полуслепым мастером: все верное, все живое, все дышит угольным дымом, промозглым ветром, пороховой гарью. Вкус земли на губах, хруст песка меж зубов.

Скрежет тормозов. Склизкая насыпь. Люди, еще недавно лишь чуть помятые, в мгновение ока обращаются в изгвазданные по уши фигуры. Чехлы долой! Ричмонд нашел достаточно флагов, которые теперь, освященные вражескими пулями, превратятся в боевые знамена.